Улица Чехова — самая южная в Гурзуфе. Она «впадает» в море там, где в небольшой бухте разместился рыбацкий причал — несколько десятков разномастных лодок и лодчонок, яликов, лебедок, ящиков с веслами, черпаками, уключинами, облепленными серебристой рыбьей чешуей. Над бухтой кружатся чайки.
Почти в самом конце улицы под зеленью кипарисов стоит за невысокой каменной стеной из живописного камня небольшой домик. Дом № 22. Это и есть чеховский домик, простой и скромный, как его бывший хозяин.
А. П. Чехов стал его владельцем в 1900 году. Покупая его, писатель, вероятно, стремился хоть на время укрыться от многочисленных визитеров, одолевавших его в Ялте, уединиться, чтобы спокойно поработать в тишине. Антон Павлович был крайне восхищён своей покупкой. Домик, как в сказке о рыбаке и рыбке, стоял у самого морского берега; ступеньки его террасы окатывали волны. Обращаясь письмом к брату, Чехов сообщал с нескрываемой радостью, что ему теперь принадлежит «маленькая бухта, с прекрасным видом, собственными скалами, купанием, рыбной ловлей и прочим, прочим». Эта бухта поныне зовется Чеховской.
В Ялтинском Доме-музее есть фотография: Л. П. Чехов, сестра его Мария Павловна и О. Л. Книппер-Чехова на веранде этого домика. Его любил рисовать К. А. Коровин. Рядом было море — «чудесное, синее и нежное, как волосы невинной девушки. На берегу его, — писал Чехов, — можно жить 1000 лет и не соскучиться».
Из тысячи лет Антон Павлович прожил в этом домике два года. Он любил его: в двух шагах за стеной грохотал прибой, заглушая неотвязный кашель, и писатель на время забывал, что он болен.
На домике — мемориальная доска. Здесь солнечным августом 1900 года А. П. Чехов написал пьесу «Три сестры». Голубые бризы неслышно влетали в открытое окно, облегчая дыхание, и Чехову здесь, надо думать, хорошо работалось. Но уединение обычно продолжалось недолго. Везде, где бы ни бывал Чехов, находили его люди, как, впрочем, и он всюду находил людей.
К нему, как к родному человеку, шли за помощью, за советом. Доктора Чехова знали все. И «первейший гражданин Ялты» выслушивал всех и в меру своих сил всем старался помочь. Он вечно хлопотал за кого-то, забывая о самом себе.
Отложив рукопись в сторону, он торопливым почерком пишет десятки писем с просьбой о сборе средств для лечения тяжелых туберкулезных больных. Ходатайствует об организации пансиона, а затем и общедоступного санатория «Яузлар» в Ялте; заботится о ялтинской женской гимназии, входя самым деятельным и авторитетным участником в попечительский совет; волнуется о школе в Аутке. для которой из Москвы по его просьбе присылают аспидные доски, тетради, чернила, перья, карандаши; о постройке училища в Мухалатке, о…
Но разве можно одним сердцем обогреть всю озябшую землю? Сотни дел и забот, которых с лихвой хватило бы для целого учреждения — «присутственного места», — взваливал он на свои плечи. Он не мог и не умел отказывать людям. Доброта его сердца была беспредельной; безграничной была и благодарность людей, которым он чем-то и в чем-то помогал. Помогал обрести покой, хотя бы недолгое счастье. Сам Чехов счастливым не был.
Не успел или нс сумел построить свое счастье. Удивительный человек и удивительный писатель, как сказал о нем П. А. Бунин.
Чехов любил веселое общество Ивана Алексеевича и бывал сильно рад, когда к нему в гости на белокаменную дачу в Аутке или в скромный гурзуфский домик приезжал «маркиз Буки-шон» — так его шутливо называл Антон Павлович.
После его смерти Чехова, согласно завещательному письму, гурзуфский домик перешел к Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой. Она часто наведывалась сюда из Москвы. Потом домик стал принадлежать художнику В. Мешкову, затем его приобрел Художественный фонд СССР (1963 год). Теперь здесь филиал Дома творчества им. К. А. Коровина. В нем работают и отдыхают художники.
Когда-то домик был покрыт желобковой черепицей. Она пришла в ветхость, и ее заменили жестью, но потом чтобы придать домику его первоначальный вид, его снова задумали покрыть черепицей. В небольшом дворике много зелени: пальмы, инжир, олеандры, туя, агавы в громадных ящиках. Трудно сказать, что здесь выросло позже, что посажено руками А. П. Чехова, который очень любил сажать деревья, оставляя на земле добрую намять. В 1970-е году в Гурзуфе еще были люди, которые еще помнили, как когда-то на этой тихой улочке, щурясь от солнца, ходил Антон Павлович.
Автор этих строк в то время познакомился с Надеждой Дмитриевной Феодори, пожилой женщиной, бывшей партизанкой. Ее единственный сын. тоже партизан, геройски погиб в неравной схватке с фашистами у Красного камня, над Ялтой. С детства она батрачила на табачных плантациях, очень хотелось учиться. С трудом окончила аутскую школу — ту самую, для которой А. И. Чехов выписывал из Москвы аспидные доски и тетради, перья и карандаши.
Большая семья дровосека Феодори жила в Аутке, недалеко от того места, где Чехов построил свой ялтинский дом. Ее глава, Дмитрий Павлович, человек по натуре добрый и веселый, был непременным участником каждой свадьбы — он играл на скрипке. А какая свадьба обходилась без музыки?
С ним познакомился Антон Павлович. Заходил в гости, возвращаясь с прогулок мимо их дома. Иногда с друзьями — веселыми людьми. Может, были среди них «маркиз Буки-гон», Куприн. Обрадованный дровосек усаживал гостей в беседке, а своего старшего сына Антона посылал за бутылкой вина в соседнюю лавку Корсекина.
И начинался неторопливый разговор. Понять его мог разве что Антон, а Надя ведь была совсем маленькой. Все, что рассказала потом, она помнила со слов своего старшего брата.
А. П. Чехов подарил дровосеку Феодори свою фотокарточку. Долгие годы хранилась она в семейном альбоме, старенькая, со смятыми уголками, — передавалась от отца к сыну, от брата к сестре. Теперь хранится в музее. Узнать эту историю автору помог чеховский домик в Гурзуфе.
Рядом с ним — другой маленький домик (улица Чехова, 20). Это бывшая дача племянника О. Л. Книпнер-Чеховой, известного композитора Льва Константиновича Книппера, автора 6 опер, 3 балетов, 18 симфоний, 3 квартетов, 8 инструментальных концертов, сюит, симфонических произведений. Его «Полюшко-поле» знают все. Самое значительное и интересное создано или задумано Л. К, Кииппером здесь, в Гурзуфе, куда он приезжал с Ольгой Леонардовной, а потом без нее.
Отсюда хорошо видна Чеховская бухта, или «Чеховка», как ее иногда называют. Среди громадных камней и диких скал кипит, пенится море. С высоких уступов вниз головой — «ласточкой» — прыгают в воду отчаянные мальчишки, «солдатиками» — девчонки. Это так называемый Чеховский пляж. Он не такой благоустроенный, как остальные, но молодежь предпочитает его другим. Море здесь необыкновенно прозрачное и чистое, как все чеховское на нашей земле.
Леонард Кондрашенко
Свежие комментарии